Вариант коронавируса XDV.1 в Китае распространяется все шире

Включение индексов полигенного риска (PRS) в общий инструмент оценки вероятности развития сердечно-сосудистых заболеваний может помочь выявить больше людей с повышенным риском. К такому выводу пришли специалисты из британской компании Genomics в ходе ретроспективного исследования. Результаты были представлены на ежегодной конференции Американской кардиологической ассоциации в Новом Орлеане.

Ученые оценили точность прогнозирования риска сердечно-сосудистых заболеваний с помощью инструмента Predicting Risk of Cardiovascular Disease EVENTs (PREVENT) с добавлением PRS и без него. PREVENT разработан для помощи врачам в принятии решений о лечении, объединяя показатели функционирования сердечно-сосудистой системы, почек и обмена веществ. Он оценивает общий риск сердечно-сосудистых заболеваний, включая атеросклеротические сердечно-сосудистые заболевания и сердечную недостаточность, в течение 10 и 30 лет. Оказалось, что если учесть PRS, то 8% людей в возрасте от 40 до 69 лет попадали в группу более высокого риска, чем вычисленную только с помощью PREVENT. То есть более 3 миллионов американцев в возрасте от 40 до 70 лет могут иметь более высокий риск развития атеросклеротических сердечно-сосудистых заболеваний, не зная об этом.

В прошлом году исследователи из компании Genomics оценили PRS для 28 заболеваний и 25 количественных признаков, используя данные из Британского биобанка. Они показали, что в некоторых случаях PRS отражают уровни риска так же хорошо, как и носительство редких моногенных мутаций, а значит, их можно включить в программы скрининга.

Точнее всего были PRS для ишемической болезни сердца и рака молочной железы. Например, у людей с очень высокими значениями PRS по раку молочной железы пожизненные риски этого заболевания были такими же, как и у носителей патогенных мутаций в BRCA1 и BRCA2.

Не все согласны, что PRS стоит включать в программы скрининга, так как риск, связанный с определенными генетическими вариантами, ассоциирован с конкретным механизмом развития заболевания, на который можно воздействовать, в то время как PRS не указывает на какой-либо механизм. Поэтому эффективность оценок риска, полученных с помощью PRS и патогенных вариантов, не всегда сопоставима, считает Джонатан Мосли, профессор медицины в Центре прецизионной медицины Университета Вандербильта.

Экзема и пищевые аллергии часто проявляются совместно, но влияют ли они друг на друга? Оказывается, что время начала, тяжесть проявления и длительность экземы могут коррелировать с шансами ребенка «перерасти» пищевые аллергии. Доклад на эту тему был представлен на ежегодной встрече Американской коллегии аллергии, астмы и иммунологии (ACAAI).

Ученые опросили родителей и опекунов 855 детей до 12 лет. Дети, у которых экзема началась в возрасте 4–6 месяцев, реже «перерастали» пищевые аллергии, чем дети, у которых экзема началась раньше (0–3 месяца). Тяжесть экземы также снижала шансы. Вероятность того, что аллергия пройдет с возрастом, снижалась при коротких и длительных периодах экземы и умеренно повышалась при экземе средней длительности.

Экзема сама по себе не вызывает пищевую аллергию. Но взаимодействие между здоровьем кожного барьера, иммунными реакциями и воздействием аллергенов может быть ключом к пониманию того, почему у некоторых детей аллергия проходит с возрастом, а у других — нет.

Норовирусы подразделяются на 10 геногрупп (GI-GX), которые далее делятся на генотипы на основе двойной систематики: по гену капсидного белка VP1 и домену РНК-зависимой РНК-полимеразы в области RdRp. Классификация норовирусов важна, поскольку они часто рекомбинируют, что может повлиять на трансмиссивность. Специалисты из ФГБУ ЦСП ФМБА России и Детской городской клинической больницы № 9 имени Г.Н. Сперанского разработали систему для высокоточного генотипирования норовируса путем амплификации региона RdRp–VP1, нанопорового секвенирования и биоинформатического анализа.

Ранее опубликованные протоколы для типирования норовирусов основаны на амплификации коротких фрагментов (500–700 п.н.), не охватывающих сайт рекомбинации RdRp–VP1, а секвенирование по Сэнгеру не выявляет смешанные инфекции или минорные варианты. Новая система генотипирования позволяет полностью амплифицировать геномную область RdRp–VP1 размером ~3,2 кб за одну реакцию ПЦР, охватывая «горячую точку» рекомбинации между этими функциональными доменами. Благодаря этому становится возможным чувствительное выявление смешанных инфекций и рекомбинантных вариантов даже при концентрации 1% для минорных генотипов.

Систему валидировали с помощью ретроспективного анализа 115 случаев острого гастроэнтерита у детей в Москве в 2021–2025 гг. Анализ показал, что преобладал норовирус GII.4[P16], а генотип GII.17[P17] стал вторым по распространенности после 2021 года. Напротив, частота встречаемости ранее распространенных генотипов GII.4[P31] и GII.3[P12] резко снизилась. Смешанные инфекции были выявлены в 4% случаев. Благодаря полученным данным удалось удвоить количество длинных (>3000 п.н.) геномных последовательностей NoV-GII из России в общедоступных базах данных. Новая система подходит для высокоточного эпиднадзора, своевременного выявления новых штаммов и принятия мер для защиты общественного здоровья.

Международная группа ученых секвенировала геномы 390 трио «родители-потомок» для собак 43 пород. Исследования в формате трио применяются в медицинской генетике человека для поиска мутаций de novo, которых нет в геномах родителей, — мутаций, возникающих в сперматозоиде, яйцеклетке или в эмбрионе вскоре после зачатия.

В среднем у одного щенка появляется несколько десятков таких мутаций (4,89 × 10⁻⁹ на пару оснований). Возраст отца увеличивал количество новых мутаций у щенков, причем быстрее, чем это было показано у людей. (Самцы собак накапливают в 1,5 раза больше мутаций в сперме за год после полового созревания, чем люди.) Материнский эффект также наблюдался, хотя и менее выраженный.

Крупные породы, по-видимому, накапливали больше ранних мутаций, однако у мелких пород число мутаций быстрее увеличивалось с возрастом. Общее число мутаций de novo на поколение было сходным у разных пород, независимо от того, насколько интенсивным был отбор при разведении.

Интересно, что у собак, в отличие от человека, количество новых мутаций было повышено в регуляторных участках генов, известных как CpG-островки. Причиной может быть отсутствие у псовых функционального гена PRDM9, продукт которого регулирует генетическую рекомбинацию в мейозе при образовании половых клеток у людей и других млекопитающих.

У одной собаки (чистокровная бордер-колли) было выявлено на порядок больше мутаций, чем в норме; большинство из них возникло у матери. Вероятно, это было связано с временным нарушением репарации ДНК в ходе развития яйцеклетки. Подобные явления известны и у людей. Гипермутировавшая собака, как и ее родители, прожила достаточно долго (14 лет).

Данные о скорости накопления мутаций de novo у собак важны для изучения эволюционной истории собак и волков; по оценкам авторов, собаки отделились от волков 23 000–30 000 лет назад. (В работе 2019 года давалась оценка 25 000–33 000 лет назад). Эти данные также стоит учитывать заводчикам.