Интервью с Сергеем Мусиенко о том, как работает российская компания на международном рынке потребительской генетики

«Атлас» — российская компания, работающая в сегменте генетического тестирования напрямую с потребителем, то есть продающая услуги любому желающему. В 2016 году она открыла отделение в Лондоне. Мы беседуем с генеральным директором «Атласа» Сергеем Мусиенко о различиях работы в России и Европе и о перспективах российских компаний на рынках потребительской генетики, персонализированной медицины и молекулярной диагностики.

В 2016 году вы говорили, что «Атлас» юридически станет британской компанией. Как обстоит дело сейчас?

Компания «Атлас» — это нескольких юридических лиц. У нас четкое разделение между российским и европейским контуром. Есть британский «Атлас», есть российский — отдельное юридическое лицо. Российская компания оперирует на российском рынке, делает все анализы в России, все пользовательские данные тоже хранятся здесь. Британская компания оперирует на территории Европы, и все данные хранятся там, причем не в Великобритании, а в Германии. У каждой европейской страны своя регуляция, плюс для медицинских продуктов требуется, чтобы вся информация к ним была переведена на местный язык. В этом большая разница между европейским и американским рынком: в Европе невозможно, по крайней мере, в области медицинских продуктов, запустить продукт сразу на территорию всего ЕС, надо локализовывать его постепенно, страна за страной.

Вы сказали, что сейчас вышли на рынок 17 зарубежных стран, в том числе Канады. Из названных вами 40 тысяч пользователей ваших генетических тестов какая доля приходится на зарубежный рынок?

Примерно половина. Европейская часть рынка очень быстро растет, и сейчас совокупные продажи в Европе начинают обгонять российскую часть. В каких-то странах более интересен генотест, в других — тест на микробиоту, но в среднем по всему миру они продаются примерно в равных количествах.

Вы говорили, что «Генетический тест» в России получается более чем вдвое дороже, чем в Европе, в частности, из-за импорта реактивов и чипов. Сейчас сохраняется эта разница?

Наша ценовая политика всегда была в том, чтобы сделать тест более доступным для широкой аудитории любых рынков, в том числе и в России. В 2020 году мы снизили цену на «Генетический тест», теперь он стоит 19 900 рублей (прежняя цена 29 900 рублей). В Европе тест стоит 149 фунтов, это примерно 12 300 рублей. То есть разница сокращается. Мы к этому идем, хотя не получается пока сделать цену одинаковой, именно из-за логистики.

На западноевропейском рынке высокая конкуренция?

Я бы сказал, что в целом европейский рынок отстает от американского года на два-три, а российский рынок от европейского — еще на два-три года. В целом, Европа – это в нашей области низко-среднеконкурентный рынок, а вот Америка уже высококонкурентый рынок. Америка — это «красный океан», там плавают акулы бизнеса, кусают друг друга, все в крови — поэтому «красный».   Европа пока что «голубой океан», пока конкуренция невысока. Все глобальные игроки типа 23andMe и AncestryDNA до сих пор фокусируются на американском рынке. По понятным причинам: это единый рынок, один язык, одно правовое поле, в отличие от Европы, где 26 разных рынков. С одной стороны, это создает большой барьер для входа, но, с другой стороны, если ты через эти тернии прорвался, то получаешь преимущество первого игрока. Конечно, мы не первые, конечно, в Великобритании 23andMe продается. Но поскольку глобальные игроки по-прежнему бьются за американский рынок, а в Европе развивают направление постольку-поскольку, это дает окно возможностей для «Атласа» позиционировать себя как одну из лидирующих компаний в Европе. По продажам так и есть — мы на европейском рынке на достаточно хорошем уровне даже по сравнению с глобальными игроками.

У вас есть какие-то особые конкурентные преимущества?

Да. Мы по-прежнему единственная компания, которая делает оба теста: «Генетический тест» и «Генетику микробиоты», и их комбинацию. Такого больше нет ни у кого. Я вижу в этом «силу экосистемы», это можно сравнить, условно, с «Apple»: если человек покупает себе макбук, то, скорее всего, он купит и айфон, а не телефон с андроидом. Так и у нас: если пользователи сделали у нас генотест, то и микробиоту тоже, скорее всего, сдадут у нас, а не в других компаниях. В этом я вижу главное преимущество и главное стратегическое отличие «Атласа» от основных конкурентов.

Есть ли у вас конкуренция в России?

Конечно, да. Есть прекрасные компании, которые с нами конкурируют. Мы хотим сказать спасибо, что они есть.

Можно ли сказать, что в области молекулярной диагностики Россия фатально отстает от Запада? Вы уже сказали про рынок, а в технологическом плане?

Я бы не говорил про фатальное отставание России. Скажем так: она не сильно, но отстает. Молекулярная диагностика — область широкая, в разных направлениях ситуация разная. По потребительской генетике, я думаю, мы от Америки отстаем года на три-четыре. Если говорить про онкодиагностику, то отстаем очень сильно. По факту, кроме «Атласа» нет игрока, который бы комплексно развивал это направление. Если говорить про направление НИПТ (неинвазивный пренатальный скрининг), то здесь есть прекрасные российские компании, которые работают в этой теме и вроде бы успешно это делают. Везде по-разному. Но главное отставание — в молекулярной диагностике онкологии.

Вы определяете персонализированную медицину как философию компании «Атлас». Это отличная вещь, но пока что она доступна ограниченному числу людей. Как вы считаете, в обозримом будущем распространится ли этот принцип на всю медицину? И будет ли персонализированная медицина широко доступной?

Я думаю, что мы проходим путь жизненного цикла абсолютно любой новой технологии, вначале технология всегда дорогая и доступная лишь узкому кругу ранних последователей. Со временем, с изменением масштаба внедрения, ее себестоимость всегда падает. Происходит переход в более массовый сегмент, так называемая коммодитизация. И я убежден, что персонализированная медицина — не исключение. Мы неизбежно придем к тому, что генетические тесты станут доступными. Мы видим, что и микрочипы, и полные геномы со временем снижаются в цене. Например, секвенирование полного генома еще три года назад стоило 5 тысяч долларов, сейчас меньше тысячи, около 500. Но все равно для потребителя это высокие цены. Поэтому потребитель пока не ощущает удешевления этой технологии, а ощущают ее коммерческие и исследовательские компании, которые этим занимаются. Но, когда мы от 500 долларов полный геном снизим до 100, а потом, может быть, и ниже, вот тогда эта услуга моментально ворвется на массовый рынок. Ее будут делать все. В Великобритании министр здравоохранения недавно заявил, что они планируют секвенировать полные геномы всех новорожденных детей в рамках государственной системы здравоохранения, не частной. Поэтому я уверен, что персонализированный подход в медицине будет массово внедряться в ближайшие годы.

Помимо финансов что может тормозить этот подход в России? Может быть, недостаток профессионального уровня или недостаточно гибкая система здравоохранения?

Я бы не стал пенять на систему здравоохранения в России. Нигде идеальной нет, в той же Европе она далеко не идеальная. Я видел, насколько в разных странах отличается регуляторная среда, насколько сложно работать на европейском рынке. Да, нужно образование и врачей и потребителей, но это применимо к любой стране мира. В той же Америке, хотя там и продали 30 млн. тестов, нужно образование и врачей, и потребителей. Поскольку технология новая, главный сдерживающий фактор сейчас — цена. Цена и потребительская способность населения. А затем подключаются национальные и частные системы здравоохранения, страховые компании. Все это было бы уже давно в повсеместной практике, если бы тест стоил, допустим, 30 долларов. Он был бы уже у всех, он бы включался в базовые пакеты любых страховых компаний, частных клиник, систем ДМС и так далее. Как только мы придем к этому уровню, я думаю, так и произойдет, и достаточно быстро. Но если ты являешься компанией — провайдером такого рода услуг, невозможно переключиться от масштаба в десятки тысяч тестов к десяткам миллионов. За год этого не сделать, к этому надо готовиться постепенно. Поэтому «Атлас» запускает новый тест «Полный геном», который пока стоит дорого, и мы понимаем, что это не будет массовая продажа, но мы запускаем его уже сейчас, чтобы быть готовыми к будущему.

А как вы относитесь к «развлекательной геномике», которая тоже входит в ваш портфель? Ее сейчас сильно критикуют.

«Развлекательная геномика» — это хороший маркетинговый крючок для того, чтобы заинтересованного человека втянуть в заботу о собственном здоровье. Я к этому так и отношусь. Если человеку интересно про его предков, про его корни — это не здоровье, это просто интересная информация. Но если через это человек втянется в «экосистему» и задумается о жизни, откроет для себя наследственные болезни, фармакогенетику, микробиоту и через развлекательный — пусть! — шаг зайдет в область персонализированной медицины, оно того стоит.

Ну и под конец: что вы думаете про одну из последних законодательных инициатив, которая в первом чтении прошла в Думе: речь о том, чтобы включить геномную информацию в закон о защите персональных данных? Не может ли это затормозить работу компании на рынке генетического тестирования? И с другой стороны, был Указ президента, что до 2025 года все россияне должны иметь генетические паспорта. Вот такие, немного противоречащие друг другу вещи, могут ли они отразиться на работе в вашей области?

По поводу защиты генетических данных: не вижу в этом ничего страшного, более того, считаю, что это нормальная инициатива. Если посмотрим на законодательство в Европе, увидим, что там действуют аналогичные нормы. Правила распоряжения любыми личными данными, в том числе и геномными, в новом европейском документе GDPR (General Data Protection Regulation) прописаны крайне жестко. Это общемировой тренд — двигаться в сторону охраны персональных данных на географическом уровне: европейцы переживают за сохранность европейских данных, русские — русских, американцы — американских. В этом смысле Россия не выбивается из мирового тренда. Сдерживает ли это развитие в целом? Возможно. Но я вижу в этом больше пользы, потому что это заставляет компанию думать и беспокоиться о сохранности данных. Поскольку что ни день, то появляются новости о взломе и утечке. А медицинские персональные данные особенно чувствительны, правом на них, прежде всего, обладает сам человек, в нашей философии это так. Так что в этой инициативе я ничего плохого не вижу, нормальная общемировая практика.

Что касается генетических паспортов населения — сама по себе это прекрасная инициатива. Например, в Америке есть схожие проекты типа All of us, где миллионы человек исследуются. У Google есть Рroject Baseline, где 10 тысяч человек исследуют максимально полно — с датчиками, кровью, полным геномом… Только микробиоту, кажется, не смотрят. Иными словами, есть национальные инициативы, есть инициативы огромных частных компаний по массовому генетическому скринингу. Сама по себе инициатива классная, вопрос всегда в исполнении, открытости данных, в том, как будут распоряжаться этими данными, получат ли пользователи доступ к этим данным.

Не очень понятно, что они под этим понимают.

Я тоже не очень понимаю. «Генетический паспорт» — это настолько широкое понятие, что можно ПЦР-панель сделать из 15 полиморфизмов и сказать, что это есть генетический паспорт, можно сделать микрочип, а можно — полный геном. Цена отличается от 1000 рублей до 1000 долларов. Что из этого есть паспорт? И второе: кто это будет исполнять, как исполнять? Вопросы только в этом. Сама инициатива отличная.

Добавить в избранное