Александр Лукашев: «Ситуация тяжелая, но можно было ожидать и худшего»
Текст создан в рамках проекта «Завлабы»: редакция PCR.NEWS задает вопросы руководителям лабораторий, отделов и научных групп. Что бы вы сделали, если бы были всемогущи? Как должен выглядеть идеальный мир через 50 лет? Что вам не дает покоя? Какому главному правилу вы можете научить начинающих исследователей? И так далее.
Мы живем в такое время, когда трудно загадывать даже на шесть месяцев вперед, не говоря про пять или пятнадцать лет. Та цель, которую я ставлю себе, — сохранить энтузиазм и не перегореть. Главное — сохранить возможность заниматься наукой. Я в меньшей степени завлаб и в большей — директор института, и административная работа отнимает очень много сил. С одной стороны, жалко свое время. С другой стороны, когда тебе предлагают заниматься административной работой, а ты отказываешься, ты на всю жизнь теряешь право критиковать начальство. Ведь фраза «сделай (руководи) лучше, раз такой умный» перестает быть абстрактной.
Я не могу сказать, какой мой любимый проект, у меня их идет параллельно очень много. Я довольно много чего уже достиг, но, конечно, еще есть цели и хочется прийти к какому-то целостному результату, но я не уверен, что это возможно в принципе. Конечно, как и многим, хочется «свою статью в Nature». Но реальность со всех сторон подталкивает вместо этого делать больше относительно мелких исследований.
Ситуация сейчас довольно тяжелая в свете событий последнего года. Но если говорить про положительные стороны, то можно было ожидать и худшего. Наверное, пять лет назад все было бы на порядок тяжелее – сейчас есть много производителей оборудования и достаточно потенциальных коллабораторов за пределами Европы и США. Естественно, что сейчас проблемой является сложность в контактах с коллегами по всему миру, сложность с поездками и получением виз. Не могу сказать, что есть какие-то проблемы на персональном уровне, но на уровне политическом и просто организационном они есть: невозможно купить билет, сесть в самолет и приехать к европейским коллегам что-то обсудить или на конференцию. Сильно пострадало сотрудничество в области клинических исследований. Но с моими коллегами мы работаем. Знаю, что так не у всех. Может быть, мне просто повезло.
Если бы были возможности, в первую очередь я бы реформировал систему закупок. То, что сейчас, — это полная бюрократическая катастрофа. Если говорить про организацию науки вообще, то на бумаге она организована не так уж и плохо. А когда доходит до практики, то возникает множество перекосов и со стороны организаторов, и со стороны ученых. Организация науки — это постоянный конфликт между желанием ученых удовлетворять любопытство за казенный счет и желанием государства за свои деньги получить максимум чего-то полезного. Поэтому как науку ни организуй, этот противоречие интересов приходится учитывать. Причем на бумаге все бывает нормально, а потом бюрократия убивает очень многое. Это не только бюрократия закупок, но и бюрократия отчетов, Трудовой кодекс. Все хорошие начинания вроде Российского научного фонда потихоньку становятся жертвами бюрократии.
Бюрократия в академических институтах и в Минздраве немного разная, и я бы не сказал, что в Минздраве ее больше. Мой институт входит в Сеченовский университет, а Сеченовский университет подчиняется Минздраву. Минздрав, в принципе, никак не вмешивается в работу по грантам. Многое зависит от желания учреждения организовать работу так, чтобы максимально освободить ученых от бюрократии. И не всегда ученым, особенно молодым, получается объяснить, почему такое законодательство, которое выглядит совершенно нелогично, приходится соблюдать.
Разница между работой за границей и у нас в первую очередь в доступности реактивов и расходных материалов. В России эта проблема просто огромная. В последние полгода стало еще значительно хуже. Другое дело, что не произошло полной катастрофы и остановки. В том числе потому, что «серый импорт» работает. А по уровню жизни я бы не сказал, что есть заметная разница, и если есть, то не всегда в пользу иностранных институтов. Потому что с точки зрения зарплат мы сейчас находимся на вполне адекватном уровне.
Бывают загадочные случаи. Мы исследовали факторы риска эхинококкоза в Кыргызстане и выяснили, что если человек живет в определенном районе, у него есть лошадь, собака, и он ездит на охоту, то риск эхинококкоза у него вы 15 раз выше чем в среднем. И 95% таких людей имеют эхинококкоз. В чем причина? Пока разбираемся.
Одно из самых больших изменений в медицине за последние лет десять — это доступность геномных данных. Каждый за относительно небольшую цену может получить информацию о значимой части своего генома. И я думаю, что в будущем в мире появятся технологии, которые позволят так же получать данные о микроорганизмах, что могут быть связаны с заболеваемостью. Диагностика будет настолько быстрой и эффективной, что мы сможем в реальном времени контролировать распространение патогенных микроорганизмов в популяции.
Сейчас диагностика занимает в лучшем случае несколько часов и требует наличия гипотезы, то есть мы должны знать, что ищем. А по геномным данным мы можем искать все подряд, но это стоит дорого, занимает много времени и в рутинной практике не используется. Если бы эти данные использовались в рутинной практике, то мы могли бы быстро находить все опасные микроорганизмы и моделировать их распространение. Наш уровень понимания инфекций в ситуации с ковидом продемонстрировал полную несостоятельность, все математическое моделирование закончилось полным провалом. Вот кто мог предсказать омикрон?
Я думаю, что через 50 лет будет такой мир, когда мы будем контролировать ситуацию с инфекционными заболеваниями в реальном времени. Человек идет на работу, на проходной делает мазок, и через несколько минут известно, есть ли у него что-то опасное или нет.
Я ни разу не пожалел о том, что прочитал что-то лишнее, и наоборот — жалел о том, что чего-то не прочитал. Это и публикации, и техническая литература, и учебники по смежным специальностям. Поэтому читать, читать и читать.
Нужно научиться смотреть на свои результаты со стороны, не попадать в капкан wishful thinking собственных фантазий о результате. Все интересные находки — артефакт, пока ты не доказал, прежде всего, сам себе, что это не экспериментальная ошибка.