Евгений Имянитов: «Если через 10 лет выяснится, что международный язык будет не английский, а китайский или эсперанто — будем его учить»

Азарт есть всегда. Сильные работы у нас вышли в 2022 и в 2021 году. Мы сделали диагностический тест на хромосомную нестабильность, который очень значим для лечения онкологических пациентов. Это интегративный анализ опухолевого генома, когда надо оценивать не какую-то одну мутацию, а состояние генома в целом. Нам удалось разработать методику, которая выявляет уровень хромосомной нестабильности в опухоли — дефицит гомологичной рекомбинации ДНК — и позволяет правильно подобрать лечение. Разработка на мировом уровне.

Есть опухоли, которые легко могут восстанавливать ДНК после двунитевых разрывов, а есть такие, которые накапливают двунитевые разрывы, и опухолевые клетки погибают. Соответственно, это определяет, кого мы лечим специальной группой препаратов, которые вызывают разрывы ДНК, а кого мы так лечить не можем. Для теста достаточно нескольких кубических миллиметров опухоли, а затем мы проводим секвенирование нового поколения, NGS.

Наши проекты проходят клиническую валидацию. Это и есть самое сложное — делать междисциплинарные проекты, работать с клиникой.

Мне нравится работа, которая не так давно вышла в журнале Cell, где сформулированы общие признаки — а что считать здоровьем? Абсолютно нетривиальные умозаключения. Что считать болезнью, мы знаем, а вот признаки здоровья, будь то на уровне клетки или на уровне организма? Называется это «Hallmarks of Health». Среди авторов работы — Гвидо Кремер, один из самых ярких ученых современности, он работает в институте Густава Русси в Париже.

Любого из нас спроси: а что такое здоровый человек? — мы скажем, что это человек, у которого отсутствуют болезни, не более того, правда? Но это не совсем правильно. Когда мы говорим про здоровье, то, во-первых — это умение сохранить барьеры, границы. На уровне организма, — кожа, на уровне клетки — мембрана… Допустим, царапина — это нарушение барьеров; и если организм здоровый, он умеет эти барьеры восстанавливать, а если здоровья нет, то барьеры восстанавливаться не будут. Очевидная, казалось бы, вещь — но попробуй-ка сформулировать! Второе — это динамическое равновесие. Ничего не стоит на месте в организме, организм — это же не нечто застывшее, а совокупность постоянных изменений, процессов: что-то увеличивается, что-то уменьшается. И здоровый организм может поддерживать все динамические показатели. А третье — вот такой признак: если здоровый организм от каких-то небольших воздействий становится более натренированным, то больной организм разрушается. Действительно, если здоровый человек ходит по ступенькам, то он только здоровее становится, если он лифтом не пользуется; а пусти по ступенькам человека с инфарктом — он погибнет. Очевидные, казалось бы, наблюдения — но это задним числом они очевидные.

У физиков и химиков достаточно очевидно, что есть экспериментальные и теоретические науки. Допустим, теоретическая физика — это отдельная специальность, где пытаются что-то обобщить, придумать что-то новое. А в наших медико-биологических науках даже немножко презирают мыслителей, исходят из того, что все, что делается — это именно накопление фактов и анализ отдельных экспериментов. И выясняется, что у нас мало специалистов, которые могут себе позволить синтез информации, создание новых представлений.

У нас в стране так и не удалось наладить международную экспертизу, ни на этапе планирования проекта, ни на этапе оценки результатов. Максимально непредвзятая международная экспертиза — это принципиальная история. Я убежден, что львиная доля ценности науки — это оценка того, что человек делает, его коллегами. Критерии оценки результатов очень простые: если ты что-то сделал путное — этим пользуются; если нет, то этим не пользуются — по крайней мере, медицина так устроена. Не надо, конечно, доводить этот критерий до абсурда — у нас появилась целая плеяда специалистов, которые кроме формальной наукометрии вообще ничего не видят, это тоже глупость — но так или иначе… Возьмем, допустим, Павлова или Мечникова — они не просто сделали работы, а их работы были признаны как полезные международным сообществом.

У нас лет пятнадцать все-таки принимали во внимание, цитируется человек или нет, и пользуются ли тем, что он делает, или нет. РНФ максимально приблизился к этому. Но все равно заявка пишется на русском языке — это уже определенный допуск для тех, кто не умеет работать на другом языке. Но там были элементы международной экспертизы. Сейчас в связи с теми сложностями, которые есть, эти правила немножко приостановлены. Я понимаю, что это неизбежная реакция, но все равно в этом направлении нужно двигаться.

«Спутник» — хорошая вакцина. Сделали на мировом уровне, и это не случайно, потому что у нас все, что касается инфекционных болезней, создания вакцин — это элита медицинской науки, то есть это ожидаемый результат. Очень печально, что так несправедливо относится международное сообщество, по каким-то причинам этой вакциной не пользуются широко. Но при этом самый престижный медицинский журнал мира, The Lancet, дважды опубликовал результаты испытаний «Спутника», они позитивные; поэтому тут можно говорить — посмотрите, вот он, критерий истины: публикация в международном журнале. А что касается коммерциализации или международного использования, это уже не задача для ученых. Здесь нужны какие-то другие механизмы, которые используют другие страны.

Если через 10 лет выяснится, что международный язык будет не английский, а китайский или эсперанто — будем его учить.

Сейчас самое важное — сохранить приличный уровень работы. Мне очень нравится красивый термин «технологический суверенитет». Он подразумевает не натуральное хозяйство, а собственные конкурентоспособные наработки, чтобы у научного сообщества, у страны было свое лицо.

Настоящая революция в познании происходит там, где одна форма движения материи объясняет более высшую. Вспомним философию — формы движения материи. Революция произошла, когда математики стали объяснять законы физики, сначала очень простые — кинематику, а потом и более сложную физику. Революция произошла, когда физики смогли при помощи физических, в общем-то, явлений объяснить свойства химических элементов, таблицу Менделеева. Революция произошла, когда закономерности, связанные с функционированием живых систем, стали объяснять на основе воздействия молекул. Мне представляется, что в перспективе 50 лет поведение людей, то есть социальная форма движения материи, будет объясняться на основе каких-то биологических закономерностей. Почему есть такое коллективное поведение? Почему в одних ситуациях люди себя ведут так, а в других иначе? Биологические основы поведения — это уже сейчас достаточно точная наука, это не какая-то магия, когда обман выдается за научные достижения. Те эксперименты, которые ставят специалисты по поведению, продуманы и осмысленны. И это очень может помочь сделать общество более благополучным.

В науке и в медицине могут работать только те, кому это интересно. Это и есть самое сложное — найти и поощрять именно таких людей.