Владимир Гущин: «Пока люди будут оставаться в биологических телах, проблема микробиома никуда не денется»

Одно из событий, которое вызвало мой живейший профессиональный интерес — это эпидемическая вспышка, вызванная новым коронавирусом SARS-CoV-2 в Китае, которая продолжает «шагать по миру». Моя лаборатория исследует разнообразие вирусов и бактерий в окружающей среде. Не так часто ученый может видеть прямое подтверждение актуальности и важности своей профессии. Отдельная проблема в моей области — обоснование необходимости изучения редких зоонозных вирусов, которые еще не вызывают эпидемий среди людей, но в перспективе могут. Случившаяся вспышка здорово напугала людей и показала, что мы больше не можем оправдывать отсутствие прогресса в изучении рисков инфекций, вызванных вирусами из окружающей среды, трудоемкостью или дороговизной.

Недавно мы показали, что для литических ферментов бактериофагов грамотрицательных бактерий характерен широкий спектр литической активности. Мы были первые, кто это показал и опубликовал. Публикация с подтверждением этого феномена шла с трудом, хотя корифеи данного направления говорили, что это реально большое открытие. Как говорится, претендуешь — соответствуй! Теперь все больше работ подтверждают этот интересный феномен. И хотя с фундаментальной точки зрения механизм изучен не до конца, наличие данного свойства позволяет рассчитывать, что на основе этих ферментов будут разработаны новые эффективные противомикробные средства. Сейчас мы чувствуем, что идем в ногу с другими зарубежными коллективами, работающими в этом направлении, и это вызывает безумное чувство азарта.

В ближайшие 3–5 лет я бы хотел определить микробиологические факторы, способствующие передаче арбовирусов на территории России. Мы знаем, что восприимчивость и устойчивость переносчиков к вирусам в значительной степени зависят от микробов. Хочется понять, насколько разнообразны механизмы, лежащие в основе — это займет 5–10 лет. В более отдаленной перспективе хочется разработать такие подходы, которые позволят моделировать процесс эволюционных изменений, определяющих спектр восприимчивых хозяев, патогенность и эпидемиологические параметры.

На горизонте 10–20 лет наибольший прорыв будет в области синтетической биологии. Мы должны научиться более эффективно использовать те биологические знания, что накопили за последние 50–70 лет. Искусственные дизайнерские бактерии и вирусы на службе человека будут доминирующим трендом моей области науки.

В перспективе мы будем не просто знать состав микробиома во всех мыслимых и немыслимых экологических нишах, но сможем ими селективно управлять. Ближе всего к человеку микробиом человеческого тела. Пока люди будут оставаться в биологических телах, проблема микробиома никуда не денется. Знание микробиома окружающей среды также позволит управлять ее качеством, так как вклад микроорганизмов в процессы, происходящие на земле, огромен. Микробные технологии в существенной степени будут развиваться, позволяя получать более качественные биотехнологические продукты.

Я считаю большой ошибкой отсутствие в России сколько-нибудь приемлемого горизонта стратегического планирования направлений исследований, которые были бы как-то финансово обеспечены. Вот сейчас, например, принята программа по генетике, которая вроде должна показать десятилетний горизонт планирования, но она совершенно непрозрачная, не имеет амбициозных целей, в ней отсутствует механизм обеспечения конкуренции идей и команд. Нам нужны подобные программы стратегического развития, которые дали бы уверенность сильным коллективам, что их направления будут развиваться, а достойные проекты — поддерживаться.

После принятия майских указов по повышению зарплат многие ученые в различных институтах стали довольно много получать вне зависимости от своих научных результатов. Многие привыкли к низким зарплатам, и после их повышения совсем потеряли мотивацию к работе. Это неправильно, все должно быть в меру. Повышать зарплату — это хорошо, но нужно дать возможность руководству институтов в отдельных сферах определять, какой должна быть фиксированная и премиальная части.

Главное, что нужно делать в организации науки — предпринимать действия, которые ускоряют и удешевляют исследования, что позволяет продвигать нашу цивилизацию дальше и делать жизнь землян лучше. Необходимо создавать альтернативные центры притяжения и концентрации науки. Америка была таким центром последние 100 лет, а до этого была Европа. Сейчас на звание центра притяжения претендует Китай. Россия в настоящий момент объективно не является таким центром, и заложенные в основу развития науки организационно-финансовые программы вряд ли сделают ее мировым центром притяжения в ближайшее время. Наличие конкурирующих и равновеликих центров позволит ускорить глобальный прогресс.

В России я бы поддержал создание и развитие специализированных частных научных институтов, которые смогли бы конкурировать за деньги с государственными институтами. Государственные структуры очень неповоротливы, часто неэффективны и неспособны обеспечить необходимую гибкость и скорость проведения исследований.

Я бы кардинально изменил подход к выполнению исследований, получению и реализации интеллектуальной собственности в государственных институтах. Сейчас большая часть исследований идет в помойку, потому как прямой путь от идеи к получению финансирования и от получения научного результата до внедрения продукта полностью отсутствует. Институты специализируются на выполнении исследований в стол, а коммерческие организации из-за отсутствия лишних финансов почти не вкладываются в науку. При этом государственные институты и коммерческие организации обоюдно избегают друг друга, дабы не нарушить отлаженные пути финансирования своей деятельности. Я бы постарался внести конкуренцию в науке везде, где это будет на пользу, усилил бы кооперацию науки и бизнеса, позволил бы использование служебных изобретений разработчиками там, где они могут их внедрить и довести до коммерческого продукта.

Главное правило — будьте амбициозны, но соизмеряйте свои амбиции своим возможностям.